Фейсбучная публика, натренированная дистанционно определять мотивы преступлений и ставить диагнозы по заголовкам, соревнуется в попытках ответить на вопрос, почему же известный историк прикончил, распилил и выбросил в Мойку молодую аспирантку.
На этой неделе сразу несколько заслуженных кропателей постов в соцсетях, включая одного бывшего волгоградца, нашли повод напомнить о своём существовании и заодно пролить свет на «истинные причины» жестокого преступления. Под горячую руку им попались исторические реконструкторы – Олег Соколов, напомню, активно участвовал в этом движении. Кто-то прямо обвинил реконструкторов во всех смертных грехах (они, мол, опасные для общества вооружённые психопаты), кто-то заподозрил, что такое хобби усиливает преступные наклонности (шутка ли, в живого человека муляжом штыка тыкать!), а кто-то, морща носик, просто повздыхал о тяжкой участи «этих бездельников». В общем, виновные найдены, команда «фас» дана.
Пересказывать посты истеричных женщин и замужних мужчин – дело неблагодарное: кто захочет, тот сам отыщет все эти филиппики в Интернете. Но примечательно, что некоторые их авторы – выходцы из академической среды, которая доцента Соколова взрастила, вознесла на пьедестал и всячески холила и лелеяла вплоть до прошлой недели.
Как человек, у которого в анамнезе есть и кандидатская диссертация, и пара шрамов от средневекового оружия, я неплохо представляю себе, как устроены изнутри оба эти сообщества – реконструкторское и научное. Поскольку ни к одному, ни ко второму я не принадлежу, я могу оценивать их нынешнее состояние непредвзято. Вынужден разочаровать тех, кто уверен, что историческая реконструкция – удел впавших в детство маньяков: среди её любителей процент «заигравшихся» фриков с наполеоновскими комплексами предельно мал. Отдельные странные личности в числе реконструкторов, безусловно, присутствуют, но в целом шанс наткнуться на латентного сумасшедшего среди преподавателей любого провинциального вуза гораздо выше. Историк Соколов вполне мог бы увлекаться вязанием или коллекционированием марок, и это не помешало бы ему совершить преступление, поскольку все обстоятельства, которые к этому преступлению привели, сложились в академической среде.
Если вы пять-десять лет назад учились в российском вузе, то без труда вспомните, что собой представляют эти обстоятельства. Почти наверняка у вас есть своя история о том, как староста группы собирал деньги на предзачётный «подарок» условному преподавателю А. Или о том, как условный профессор Б стал для своей аспирантки не только научным руководителем. Или о том, как условный доцент В лично протежировал лодыря и прогульщика, попусту занимавшего бюджетное место, по большой дружбе с его отцом. Каждая такая история неизбежно заканчивается словами: «Все обо всём знали, но никто ничего не сделал».
Избирательная слепота и цеховая солидарность – обычное дело для российских вузов. Конечно, особо распоясавшихся взяточников периодически ловят, но я подозреваю, что на непотизм и «служебные романы» в большинстве университетов по-прежнему закрывают глаза. Во всех вузах сегодня есть этические кодексы, о которых вспоминают, когда требуется напомнить первокурсникам про дресс-код, но в отношении преподавателей, которые вступают со студентами в отношения, далёкие от деловых, эти строгие нормы отчего-то не работают. И это в наши-то времена, когда гендиректор «Макдональдса» уходит в отставку из-за интрижки с подчинённой, а каждая вторая школьница сопровождает свои посты в Instagram хэштегом #MeToo. До тех пор, пока такая практика будет получать негласное одобрение (в том числе в некоторых волгоградских вузах), потенциал для появления новых «доцентов Соколовых» будет сохраняться.
Поэтому хотелось бы обратиться ко всей той публике, которая сейчас поднимает крик в соцсетях: отстаньте, пожалуйста, от реконструкторов. Это совершенно безобидные ребята. Лучше бы вы с тем же усердием обличали страусиную позицию ректоров и деканов, которые годами не замечают, чем некоторые преподаватели, дорвавшиеся до мелкой власти над студентами, занимаются у них под носом.
Свежие комментарии